Я больше не готова жертвовать собой ради чужого комфорта
«Вы же не против?» — история о том, как Лиля нашла границы своего дома
На плите весело побулькивал овсяный суп с грибами, а в духовке золотились хачапури. Вечерами Лиля любила готовить что-то простое, тёплое и уютное. В офисе приходилось держать спину прямо и лицо приветливым, а дома хотелось уюта, чтобы запах выпечки вытеснял усталость, а тепло кухни возвращало тишину внутри. Она только что сняла резинку с волос и шагнула в ванную, когда звонок в дверь настойчиво, грубо разорвал покой.
— Лиля, открой! — крикнул Паша из прихожей. Он только что пришёл с работы и, не успев как следует разуться, возился с дверным замком. — Тут… родственники приехали.
— Какие ещё родственники? — удивилась Лиля, вытирая руки о полотенце и выходя из кухни. Она всё ещё была в офисной блузке, с распущенными волосами.
На пороге стояли женщина лет пятидесяти с лишним в ярком пальто и мрачного вида мужчина с чемоданом. Женщина широко улыбнулась, но в её взгляде читалась оценка — она скользнула глазами по интерьеру, по Лилиной фигуре, и как-то сразу стала хозяйкой.
— Ну, узнала? Я же Галина Викторовна, тётка твоего Пашки! А это — Виталик, мой муж. Мы тут решили — приедем в столицу, погуляем недельку. Гостиницы нынче дорогущие, сами понимаете. А вы — родня.
Не дожидаясь приглашения, она шагнула внутрь, распахнула пальто и поставила чемодан прямо в коридоре. Мужчина хмыкнул, окинул Лилю скользким взглядом и прошёл следом.
— Вы же не против? — Галина бросила через плечо, будто проверяя не разрешение, а уровень покорности.
Лиля перевела взгляд на Пашу. Он отвёл глаза. Его губы что-то беззвучно шептали вроде «прости», но вслух он так и не сказал ничего. Он просто отошёл, будто всё ещё надеялся, что это всё — странный, дурной сон.
На кухне пахло грибами, тестом и уютом. Но теперь атмосфера была натянутой, как струна. Галина села за стол, Виталик рядом. Они ели, как будто дома. Хвалили, критиковали, отпускали шуточки.
— Овсяный супчик, говоришь? Интересненько, — сказала Галина, снова пробуя ложку. — Только соли бы… Где соль?
Лиля подала. Во второй раз. А потом и в третий.
— А кофе у вас нормальный есть? — спросил Виталик, морщась после глотка. — Или только эта растворимая жижа?
— Растворимый, — сдержанно ответила Лиля. — Завтра купим зерновой.
— Купим! — весело повторила Галина. — Вот и хорошо. А то мы, конечно, не привередливые, но привычка к хорошему осталась. Кстати, на рынок-то сходи. Курочку купи. Или мясца.
— Мы мясо не покупаем, — отрезала Лиля. — И гостей, как правило, заранее предупреждают, если собираются остаться. Чтобы всё можно было подготовить.
— Ну-ну, не кипятись, — снова с тем же лицемерным покоем кивнула Галина. — Столичное гостеприимство, оно, видать, с изюминкой. Ну, давайте, хозяева, обслуживайте! Посмотрим, как у вас заведено.
Позже, когда квартира стихла — Галина заснула с наушниками в ушах, а Виталик похрапывал на диване, — Лиля сидела в ванной на крышке унитаза. С телефоном в руках. В груди гудел сдавленный ком.
— Мам… — прошептала она, когда мать ответила. — Мам, они приехали. Просто пришли и живут. Без предупреждения. Командуют. Всё критикуют. Я им суп — они морщатся. Хачапури ели, как в столовке. И всё им не так.
— А Паша? — спросила мама после паузы.
— Прячется. Мямлит что-то про «родня», «обидеть нельзя». А меня — можно, выходит?
— Доченька, — мягко сказала мама. — Ты добрая, но не тряпка. Дом — твой. И если ты этого не напомнишь, никто не напомнит. Хочешь, приеду и покажу им, как уважают хозяйку?
— Нет… Спасибо. Я хочу сама. Просто не знаю пока, как.
— Тогда действуй по-женски. Мягко, но уверенно. Пусть почувствуют: в этом доме ты — хозяйка. Бесплатный сыр — он ведь в мышеловке.
На следующее утро Лиля проснулась с новым чувством — не злостью, не обидой. Решимостью.
На завтрак она выложила сухую овсянку — без масла, без сахара. Чай был слабый. Лиля подала еду без слов. Села напротив.
— Сегодня я работаю допоздна. В морозилке — овощи, в шкафу — гречка. Виталик, вы же с руками, посмотрите, пожалуйста, на смеситель в ванной — подкапывает.
— Это мы, что ли, на подработку к вам приехали? — хохотнула Галина.
— Нет, что вы, — Лиля спокойно улыбнулась. — Просто у нас так заведено: живёшь в доме — помогаешь. Я так воспитана.
После завтрака Галина с шумом сбросила ложку в тарелку и сказала:
— Знаешь, Лилечка, тебе, наверное, лучше пораньше домой приходить. Ну, чтобы ужин приготовить. Вчера Виталик макароны есть не стал, сказал, резина.
Лиля сдержалась. Она не ответила. Просто встала, собрала посуду и вышла в спальню.
На третий день завтрак был ещё скромнее: хлебцы, пара ломтиков огурца, жидкий кофе.
— Это всё? — нахмурилась Галина.
— В холодильнике овощи, крупы. Приготовьте себе что-нибудь, — сказала Лиля. — Я же не повар.
Тётка нахмурилась, но молчала. Видимо, начала понимать, что шведский стол закончился.
Вечером Лиля сказала Паше:
— Нам нужно поговорить.
— Да, — кивнул он, виновато. — Я знаю. Они — сложные. Но это же родня…
— Паш, родня — это не оправдание для хамства. Уважение должно быть с обеих сторон. И я не обязана терпеть, когда меня превращают в служанку в собственном доме.
Он молчал.
— У тебя есть выбор. Или ты скажешь им, что пора искать гостиницу. Или я это сделаю сама. Завтра. Последний день — понедельник.
Паша впервые посмотрел ей в глаза.
— Я поговорю.
Понедельник выдался холодным. Паша вышел в прихожую в пальто и с чемоданом — помог Виталику. Галина стояла с прищуром.
— Ну, не ожидала. Столичные, значит, быстро выгоняют. Без капли совести.
— Совесть — это когда с уважением. А когда в дом вваливаются без спроса, это не про родство, это про наглость, — спокойно сказала Лиля. — Удачи вам. И, пожалуйста, заранее сообщайте, если вдруг снова «вспомните про племянника».
Когда дверь захлопнулась, Лиля села на диван и глубоко выдохнула. Паша подошёл, сел рядом.
— Прости. Я должен был раньше понять.
— Главное, что понял, — сказала она. — А дом — это не просто стены. Это место, где тебя уважают.
Паша кивнул. И впервые за эти дни в доме снова стало тихо. Тихо — и по-настоящему уютно.
— А ты? — Галина недоверчиво прищурилась. — Ты не будешь с нами?
— Нет, — спокойно ответила Лиля, наливая себе в термокружку кофе. — Я на работе обедаю. У нас хорошая столовая, и вообще я сейчас на диете.
— На диете? — переспросила Галина с лёгкой издёвкой. — Да ты и так, вроде, худая. Ещё исчезнешь.
— Ну, значит, исчезну, — пожала плечами Лиля и вышла из кухни.
На пороге она наткнулась на Пашу. Он молча смотрел на жену, будто впервые видел её такой — спокойной, собранной и… чужой. Она только бросила:
— Я не против гостей. Но уважение — в обе стороны. Подумай об этом.
Весь день Лиля не отвечала на звонки Паши. Она работала, встречалась с коллегами, пообедала в кафе, купила себе крем для рук и новый ежедневник. Небольшие, но важные шаги к себе.
Когда вечером она вернулась домой, квартира была тихой. На кухне пахло гречкой и жареным луком. За столом сидел Паша — один. Гостям, судя по всему, стало неудобно готовить при хозяйке, и они отсиживались в комнате.
— Привет, — тихо сказал он. — Лиля, я поговорил с тётей. Они уедут послезавтра. Я не знал, что тебе так тяжело. Прости.
Она села напротив.
— Спасибо, что понял. Я не против семьи, правда. Но я не нанималась быть прислугой. Мне тоже нужен покой. Мой дом — это мой мир.
Он молча кивнул. А потом протянул руку через стол и сжал её пальцы. Это было молчаливое примирение. Но не ради гостей — ради них двоих.
На следующее утро Лиля снова приготовила завтрак. Яичницу, свежий хлеб, чай с лимоном. Без изысков, но с теплом. Галина и Виталик вышли из комнаты тихо, почти неслышно. Сели за стол, что-то бубня про вкусный запах.
— Спасибо, Лилечка, — вдруг сказала Галина, не глядя в глаза. — Мы с Виталиком подумали, нам пора домой. Дела, да и… неудобно вам мешать.
— Я не против, — сдержанно ответила Лиля. — Но в следующий раз — звоните заранее. И тогда я с радостью приготовлю и хачапури, и суп, и кофе нормальный куплю.
— Договорились, — буркнул Виталик, уже пакуя остатки еды в контейнер.
Прощание было коротким. Без объятий, без слёз, без обид. Как будто все поняли свои границы.
Когда за гостями закрылась дверь, Лиля выдохнула. Потом посмотрела на Пашу.
— Как думаешь, мы справились?
— Думаю, да, — усмехнулся он. — Но главное — ты справилась. Я тобой горжусь.
В тот вечер они ужинали вдвоём. Без шума, без претензий. Лиля поставила на стол свечу, открыла вино и улыбнулась:
— Ну что, теперь в нашем доме снова живёт уют?
— А главное — ты в нём снова живёшь, — ответил Паша, поднимая бокал.
И в этом простом моменте было всё: уважение, границы и тепло. Дом, в котором снова было спокойно. И где больше никто не бросал кашу в мусорное ведро.