Дача не для всех: как одна тарелка « Оливье » изменила мою жизнь
Вы бы хоть раз что-то привезли к столу, а то все нахаляву приезжаете отдохнуть — не выдержала Маша
Тарелка с недоеденным салатом пролетела в сантиметрах от головы Игната и разбилась о стену, разбрызгивая майонез по свежепоклеенным обоям. В гостиной воцарилась гробовая тишина. Двенадцать пар глаз — удивленных, ошарашенных, испуганных — уставились на Машу, которая стояла посреди комнаты, тяжело дыша, с пылающими щеками и сжатыми в кулаки руками.
— Вы бы хоть раз что-то привезли к столу, а то все нахаляву приезжаете отдохнуть, — голос Маши звенел от сдерживаемых слез и ярости.
Первым опомнился Вадик, известный среди друзей как «Шнырь» — невысокий плотный мужчина с вечно бегающими глазками и способностью оказываться первым у тарелки с закусками.
— Машуль, ты чего? — он нервно хихикнул, поправляя сползающие на нос очки в тонкой оправе. — Мы ж как родные уже, чего церемонии разводить? Сегодня мы к вам, завтра вы к нам.
— Когда это было «вы к нам»? — Маша уперла руки в бока. — За два года ни одного приглашения! Зато каждые выходные – «Машка, мы уже в пути, ставь чайник!» А то и без предупреждения заявляетесь. Как стая саранчи!
Веселье, царившее за столом еще минуту назад, испарилось. Гости — шесть супружеских пар — начали переглядываться, шептаться, нервно поправлять одежду. Кто-то демонстративно посмотрел на часы.
Игнат, высокий худощавый мужчина с копной вьющихся светлых волос и добродушным лицом, попытался разрядить обстановку:
— Маш, ну что ты в самом деле? Люди отдохнуть приехали…
— Отдохнуть? — Маша резко повернулась к мужу, и тот инстинктивно отступил на шаг. — А я, значит, должна вкалывать? Три часа вчера убиралась, с шести утра сегодня на кухне стою! Восемь тысяч на продукты спустила! А эти… — она обвела взглядом притихших гостей, — эти ни разу, ни единого разочка ни тортика, ни даже бутылки вина не привезли!
Игнат беспомощно развел руками. Он знал, что спорить с женой в таком состоянии бесполезно. А главное – где-то в глубине души понимал, что она права.
Лена, полная женщина с коротко стрижеными крашеными в ярко-рыжий цвет волосами и массивными золотыми серьгами, неловко поднялась из-за стола.
— Нам, наверное, пора, — протянула она с деланной обидой в голосе. — Не будем мешать.
— Да-да, вам пора, — кивнула Маша с вызывающей улыбкой. — Все ведро с окурками забирайте, и пакет с объедками тоже. У нас мусорное ведро не бездонное.
Лена побагровела, но смолчала. Ее муж, Кирилл, долговязый мужчина с невыразительным лицом и привычкой носить футболки с дурацкими надписями, поспешно начал собирать их вещи.
История этого затянувшегося «паразитизма» началась два года назад, когда Маша и Игнат, наконец, осуществили свою мечту – купили дачу в живописном месте в часе езды от города. Небольшой добротный дом на участке в пятнадцать соток, с плодовыми деревьями, кустарниками и банькой. Пахнущий сосной и свободой кусочек рая, в который они вложили все накопления и взяли кредит на пять лет.
С первых же дней, едва они успели расставить мебель и навести порядок, начали объявляться «друзья». Сначала близкие приятели Игната – Шнырь с женой Оксаной, молодой грудастой блондинкой, любительницей селфи и чужого внимания. Потом коллеги с работы, потом друзья друзей… На третьи выходные Маша поняла, что их дача превращается в проходной двор, а она сама – в бесплатную кухарку, официантку и горничную.
Каждые выходные с пятницы по воскресенье новые компании оккупировали их участок. Мужчины устраивались с пивом в беседке или у мангала, где Игнат, счастливый от внимания и дружеского общения, жарил мясо. Женщины загорали на шезлонгах, обсуждали последние сплетни и охотно давали Маше советы по обустройству дома и участка, не делая при этом ни единого движения, чтобы помочь.
— Ты грядки не так разбила, солнца не хватит помидорам, — авторитетно заявляла Анжела, жена Степана, сослуживца Игната, бывшая стюардесса, а ныне домохозяйка с двумя детьми и внешностью уставшей от жизни модели.
— Шторы эти смени, они к обоям не подходят, — морщила точеный носик Вика, супруга Олега-айтишника, обладательница трех высших образований и поразительной способности находить недостатки во всем, что ее окружало.
Так прошел первый дачный сезон. Маша решила, что после зимы все устаканится, но не тут-то было. Стоило наступить весне, как «гости» заявились снова, и с ещё большим размахом. Теперь они приезжали с детьми, с собаками и даже с новыми друзьями, которых Маша видела впервые в жизни.
Примечательно, что за все это время никто из них – никто! – не привез с собой ничего съестного или даже бутылку вина. Все снабжение ложилось на плечи хозяев – и в первую очередь на хрупкие Машины плечи, поскольку Игнат был слишком занят ролью радушного хозяина и балагура.
— Машка! А у тебя пиво еще есть? — кричал Шнырь, заглядывая в холодильник как в свой собственный.
— Машутка, а давай шашлычок? Я со вчерашнего дня мяса не ел, — требовал Лёха-водила, краснолицый здоровяк с громким голосом и привычкой хлопать всех по плечу.
Одни «гости» сменяли других. Смотровщики дачи, как их про себя называла Маша, приезжали, нахваливали участок и дом, объедали хозяев, требовали развлечений и уезжали, не удосужившись даже помыть за собой чашку. Иногда они даже не скрывали своих корыстных мотивов:
— Вы зовите, зовите нас почаще! — со смехом говорила Лена, уезжая после очередных выходных. — У вас тут хорошо, сытно и бесплатно!
От этих слов у Маши внутри все переворачивалось, но она молчала. Игнат дорожил приятельскими отношениями, а она не хотела его расстраивать.
Но хуже всего было, когда нагрянули так называемые «новые друзья» – приятели Олега-айтишника, которых Игнат видел от силы пару раз в жизни. Чета Звонаревых – Аркадий и Регина – заявились в пятницу вечером с двумя огромными сумками, в которых оказалась… смена одежды и косметичка. И все.
— А мы к вам на все выходные! — радостно объявил Аркадий, поджарый мужчина лет сорока с залысинами и привычкой громко чавкать. — Олег сказал, у вас тут просто рай!
— Надеюсь, у вас хорошо кормят, — подхватила Регина, крупная женщина с ярким макияжем и длиннющими наращенными ногтями. — А то Аркаша без мяса зверь!
Они прожили у Маши и Игната с пятницы до понедельника, умудрившись за это время съесть недельный запас продуктов, выпить весь алкоголь, сломать садовое кресло и оставить в ванной такой бардак, что Маша убирала его два часа.
Уезжая, Регина чмокнула воздух около Машиной щеки и прощебетала:
— Спасибо за все! В следующий раз приедем с детьми, им у вас понравится!
Дети Звонаревых – девочки-близняшки восьми лет – имели репутацию маленьких демонов, способных за час превратить любое помещение в поле военных действий.
Маша тогда лишь вымученно улыбнулась, но внутри у нее что-то щелкнуло. Она поняла, что так больше продолжаться не может. Тот вечер она провела, составляя в уме колкие фразы и репетируя серьезный разговор с мужем.
Но Игнат, казалось, не замечал проблемы:
— Мы же не бедные, Маш, чего ты злишься? Людям нравится у нас, это же здорово. Мне приятно, что друзья тянутся к нам.
— Игнат, это не «тянутся к нам», — возразила тогда Маша. — Это потребительское отношение. Они используют нас.
— Да брось, — отмахнулся муж. — Мы же друзья. Сегодня мы их угощаем, завтра они нас.
Но «завтра» все никак не наступало. Никто из «друзей» за два года ни разу не пригласил их к себе с ответным визитом, не предложил скинуться на продукты, не помог с приготовлением еды или уборкой.
А потом наступил тот самый день. День, когда Машино терпение лопнуло окончательно.
Суббота началась как обычно: с раннего подъема и готовки. В десять утра приехала первая пара «гостей» – Шнырь с Оксаной. К полудню подтянулись еще четыре пары, в том числе Звонаревы, на этот раз, слава богу, без детей. Все с пустыми руками (если не считать Оксаниной бутылки Кока-Колы – для себя), зато с отменным аппетитом и планами на веселые выходные.
Игнат, как всегда, взял на себя роль массовика-затейника. Растопил баню, организовал караоке, начал готовить шашлык. Маша носилась между кухней, где жарила, парила и мыла посуду, и гостиной, где подавала закуски и напитки.
К шести вечера она чувствовала себя выжатым лимоном. Спина ныла, ноги гудели, в голове шумело от усталости и недосыпа (накануне она до двух ночи готовила салаты). А «гости» только входили во вкус.
— Машутка, золотце, а что у нас на горячее? — громко поинтересовалась Лена, откидываясь на диване с бокалом вина.
которая, как оказалось, предназначалась исключительно для её любимого коктейля с ромом).
К вечеру стол ломился от угощений, которые готовила только Маша. Вся компания уже вовсю расслабилась — кто на шезлонгах, кто с рюмками у мангала. Маша бегала между кухней и беседкой, мыла, жарила, резала, подавала. Её никто даже не спрашивал, как она себя чувствует. Только снова и снова: «Маш, а пиво осталося?», «Маш, а мясо не подгорело?», «Маш, а ты бы виноградик подала…»
Она не выдержала в тот момент, когда увидела, как Лена со смехом смахивает со скатерти крошки прямо на пол, а потом, даже не извинившись, отправляется к шезлонгу с сигаретой. Бах — тарелка в стену. И всё.
После вспышки Маши гости быстро ретировались, стараясь не встречаться с её глазами. Кто-то промямлил «созвонимся», кто-то даже извинился — не то перед ней, не то перед обстоятельствами. Шнырь пробормотал: «Ну ты даешь, Маш…», — и последним скрылся за калиткой, прихватив с собой непочатую бутылку вина, которую так и не поставил на стол.
Игнат стоял в углу кухни, растерянный и молчаливый. В доме повисла тишина, только за окном, как ни в чём не бывало, пели птицы. Маша молча подошла к окну, распахнула его и вдохнула прохладный воздух вечернего сада. Потом медленно обернулась к мужу.
— Я больше не буду так, Игнат. Я не прислуга. Это наш дом. Не их. Если тебе дороже эти «друзья», чем моё спокойствие — решай. Но с сегодняшнего дня я — больше не хозяйка для чужих жизней.
Игнат медленно кивнул. В его взгляде не было злости. Только усталость. И, кажется, облегчение.
— Прости, Маш… — прошептал он. — Я и правда не замечал. Думал — ну как у всех. А вышло… как вышло. Больше так не будет. Обещаю.
Маша посмотрела на него долго и пристально. А потом подошла и просто обняла.
С того дня их дача действительно стала их. Без проходного двора, без халявщиков, без весёлых «дружков», которым было всё равно. Они сами жарили шашлыки — для себя. Слушали музыку, ухаживали за садом, и даже иногда приглашали гостей. Настоящих. Тех, кто приносил с собой пирог, тёплые слова и помощь на кухне. Но главное — приносил уважение.
И Маша больше ни разу не кидала тарелки. Но иногда — особенно в тишине летнего вечера — она вспоминала ту субботу. И думала: хорошо, что однажды всё это взорвалось. Потому что иначе она бы продолжала молчать. А иногда, чтобы услышали — нужно просто закричать.
и даже та оказалась открытой и наполовину выпитой).
К четырем часам дня Маша чувствовала себя не хозяйкой уютной дачи, а измотанной официанткой в провинциальной забегаловке. На плите томилась вторая кастрюля с ухой, в духовке допекалась курица, в тазу мариновался последний запас шашлыка, а в голове пульсировала одна мысль: «Они опять приехали с пустыми руками и полными животами».
А потом пришла Лена — та самая с массивными серьгами, — ввалилась в дом в дорогом парфюме, с осуждающим взглядом окинула сервировку и, поджав губы, процедила:
— Опять майонез в салате? Маша, ну ты бы уже научилась готовить как-то посовременнее.
Это было последней каплей. Все, что копилось в Маше за два года — обиды, усталость, бессилие, раздражение — прорвалось, как плотина после урагана. Сначала она с силой вдавила ложку в салат «Оливье», потом резко встала, схватила блюдо обеими руками и… метнула его в стену. Салат не долетел до Лены всего на пару сантиметров.
— Вы бы хоть раз что-то привезли к столу, а то всё нахаляву приезжаете отдохнуть! — голос дрожал, но не от страха, а от невыносимого напряжения.
После того как гости в неловком молчании начали собираться, Игнат подошёл к Маше. Лицо его было бледным, растерянным.
— Ну ты и дала, Маш… — тихо сказал он, не осуждая, а как будто извиняясь.
— Прости, Игнат. Я больше не могу. Это был мой последний салат для них.
Он кивнул. Долго молчал. Потом неожиданно улыбнулся.
— А я, знаешь… Наверное, где-то в глубине души ждал, когда ты сорвёшься. Сам бы я не решился.
— А теперь?
— А теперь я думаю, что пора менять правила. Если к нам — то с угощением, с уважением и не каждые выходные. А кто не согласен — пусть ищет другой «рай» для халявы.
На следующее утро дача была пуста. Без шумных разговоров, гогота, запаха табака и алкоголя. Без «друзей». Только утреннее солнце мягко скользило по деревянной веранде, где Маша и Игнат сидели с чашками крепкого кофе, впервые за долгое время в тишине.
— Знаешь, а ведь хорошо, когда дом только для себя, — заметил он, потягивая горячий напиток. — И кофе вкуснее, и тишина звенит.
Маша посмотрела на него и улыбнулась.
— Вот теперь мы действительно отдыхаем. Как люди.
И дача вдруг перестала быть проходным двором. Она снова стала тем, чем и задумывалась: местом покоя, тепла и любви. Только для тех, кто это по-настоящему ценит.