Главнокомандующая в халате: как Валерия освободила свою территорию
— Да, я живу одна. Да, в своём доме. Нет, это не значит, что теперь тут общежитие для ваших родственников!
— Ты опять сама себе придумала проблемы, Лер. Ну отдохнёт мама недельку-другую, подумаешь. Дом всё равно пустует, — лениво отозвался Павел, уткнувшись в телефон.
— Паш, ты сейчас серьёзно? Это дом моей бабушки. Мой. Я в него год вкладывала. Сама. Одна. С тобой, напомню, мы тогда временно «делали паузу». И ничего он не пустует — я тут живу.
— Ну да, живёшь… между заказами и сторис, — буркнул он. — Интернет-магазин — это же не работа, а хобби с деньгами.
Валерия сжала кулаки, чтобы не запустить в него ближайшую кружку. Стекло, керамика — всё, что попадалось под руку, вызывало соблазн. Но ей было жалко посуду. В отличие от мужа.
— А мама не может поехать в санаторий, как все нормальные пенсионерки?
— У неё давление. Ей море надо. Солнышко. Йод.
— У неё язык острый, как бритва, — выдохнула Валерия. — И она считает меня комнатной девочкой. В прошлом году я ей просто подушку не так положила — и она объявила, что воспитывала сына не для того, чтобы он спал на «задворках».
Павел отложил телефон и уставился на неё с видом уставшего гения, которого вызвали с дачи, потому что кто-то не может открыть банку с огурцами.
— Да это всё твои комплексы. Мама — женщина с характером. Но она добрая. Просто ты воспринимаешь всё в штыки.
— Когда она в прошлом году намыла зеркало моим шампунем и сказала, что «с этим у тебя хотя бы какая-то польза», это тоже я восприняла в штыки?
Он встал, демонстративно почесал затылок и направился в коридор. Оттуда донёсся его «нейтральный» голос:
— Короче, она приедет в пятницу. Я предупреждал. Если тебе это настолько неприятно, можешь поехать к Светке. У неё как раз Андрей в командировке. Поболтаете, вино, девчачьи разговоры.
— А ты? — крикнула Валерия, уже чувствуя, как накатывает эта мерзкая волна бессилия и ярости. — Ты со своей мамочкой тут вдвоём?
— Ну а что. Мы всё равно с ней ближе, чем ты с ней, — и захлопнул дверь ванной.
Ну всё. Это уже не просто звоночек. Это пожарная сирена.
Раиса Петровна приехала, как императрица Екатерина: в белой шляпе, с чемоданом, будто переселяется на зимовку, и с непрекращающимся потоком команд.
— Валерочка, открой! Тут сквозняк, а у меня шея болит!
— Павлик, сынок, ну неси чемодан, что ты стоишь, как изваяние?
— А где полотенца? И почему в спальне нет вазы? У меня такие красивые пионы были…
Валерия встретила её с сухой вежливостью, которую можно было спутать с безразличием, если быть особенно слепым.
— Полотенце в ванной. Ваза уехала на дачу. Как и всё, что раздражает меня в этом доме.
— Я тоже раздражаю? — с укоризной спросила Раиса Петровна, опускаясь в кресло, будто на трон.
— Нет. Вы — вдохновляете на подвиги. Я сегодня уже мысленно купила билет до Камчатки.
Павел фыркну
— Ты же хотела уединения у моря. Вот и считай: мама — это практика терпения. Буддизм. Новая ступень.
— Ступень? Сейчас как дам — ступень будет у тебя под глазом, — Валерия склонила голову, изобразив покой, хотя внутри неё уже горело целое здание.
Раиса Петровна прислушалась к ним, покачала головой и строго заявила:
— Семья — это когда уступают. Когда женщина — хранительница очага. А не вот это вот… бизнес в интернете, баночки, коробочки, стори́сы, понты…
— Раиса Петровна, я храню свой очаг. Вы же туда с огнём и бензином лезете.
Она улыбнулась и включила телевизор на полную громкость.
На третий день Валерия поняла: или она, или Раиса Петровна. Одного потолка им не хватит.
Каждое утро начиналось с замечаний: почему кофе не так сварен, почему полотенце не свежее, почему сын Павлик так похудел (отвратительная еда), почему Валерия в халате, а не в приличном домашнем платье, как воспитанная женщина, почему у неё короткие ногти — «ну хоть маникюр-то, ты же баба, в конце концов».
На пятый день Раиса Петровна сказала:
— А я вот думаю, Валерочка… Может, я поживу у вас до конца августа? Павлик не против. А мне тут хорошо. Воздух, спокойствие, вид из окна. Душа отдыхает.
— А у меня, между прочим, начался тик под глазом, — сказала Валерия, и её голос был ровный, как лезвие ножа. — Думаете, просто так?
Раиса Петровна крякнула.
— Это у тебя с нервов. От твоей этой… независимости. Баба одна не должна жить. Сама себя измотала.
Павел на это хмыкнул и буркнул:
— Мама права. Ты всё время как на войне.
— Знаешь, что самое интересное, Паш? — Валерия повернулась к нему и медленно убрала волосы за ухо. — Что да. Как на войне. Только фронт у меня почему-то дома.
В тот вечер она написала Светке:
«Ты говорила, у тебя там ремонт не закончился? Всё ещё ищете, где отсидеться? Приезжай ко мне. Всей своей футбольной командой. И собакой. Поживём-посмотрим, как Раиса Петровна справляется с уединением у моря»
Светка ответила смайлом и: «Я в игре».
Пока что Раиса Петровна ещё не знала, что на горизонте — буря. Настоящая. С ревущими детьми, бегущими соплями и ногами в обуви по диванам. С мужем Светки, который работает из дома и орёт в Zoom. И с одним слегка невменяемым лабрадором, у которого хроническая страсть к тапкам.
Но Валерия уже улыбалась. А это всегда к беде. Только не для неё.
На шестой день утренний штиль сорвало, как с якоря.
Раиса Петровна в белом махровом халате сидела на веранде и мела хлебные крошки со стола, приговаривая:
— Я вот думаю, Валерочка, тебе бы курсы пройти. Хозяйственности. Женственности. А то что это у нас — кофе горький, полы липкие, взгляд усталый. Муж-то у тебя ещё ничего, его бы удержать…
— Раиса Петровна, — Валерия кивнула, ставя перед ней чайник. — Через пятнадцать минут приедет моя двоюродная сестра. Со всей своей командой.
— С кем? — напряглась свекровь, как собака, услышавшая запах чужого.